Впервые в нашей стране, в Украинском доме, состоялся вечер памяти Квітки Цісик — американки украинского происхождения, совершенно волшебной певицы… Далеко не всем у нас известной исполнительницы-аудиомиссионерки, сделавшей для пропаганды украинской души в мире, пожалуй, больше, чем за один срок Кравчук или за два срока Кучма. Ее эмоциональное неповторимое исполнительство — всегдашняя просветленная обреченность, а ее судьба — роковой уход почти на взлете.

У тех, кто слышал ее композиции (а это довольно известные песни, в том числе и классические «Два кольори», «Черемшина», «Я піду в далекі гори», «Чуєш, брате мій» и многие другие), и у тех, кто не может отрешиться от их энергетического воздействия, довольно сходные сюжеты знакомства с этой певицей… С ее мелодичным скарбом, которого, кстати, не так и много. Первый диск — «Kvitka» — записан в 80-м, второй — «Two Colors» — спустя девять лет. Уверен, каждый из этих «посвященных» в ее творчество может на свой лад рассказать, как «впервые услышал — и тогда…».

Кто-то, к примеру, мирно ехал в такси, затем непроизвольно «подсел» на пиратский диск (других-то не было); затем по ходу машина едва не врезалась в столб, поскольку отвлеченно слушать этот голос невозможно; тембр втягивает в самое сердце песенного сюжета; даже слезы бесцеремонно лезут на глаза; мигом душа сжимается в пружину — затем разжимается…

Кто-то иной (как я, например) уже под посткульминацию развала СССР — а это лихие
90-е, шумит очередная гулянка у друзей, — будучи в радостном хмелю, вдруг цепенеет, уловив ее мотив, тут же трезвеет: «Чей голос? А откуда здесь ангелы?»

Оказалось, ангел растворился на старой кассете МК-60-6. Не известно, правда, как он туда забрался. И разве угадаешь, в каком «сосуде» Создатель отправляет на землю своих гонцов, и разве предусмотришь, в какой момент он призывает их обратно — к себе?..

Только времена нашего с нею знакомства — те злые 90-е — были не ангельские, а откровенно бесовские (как и нынче, впрочем). И никакое затмение тогда не предвещало явления этого голоса из «ниоткуда» —назло сатанинской местной эстраде. В те дефолтовские схватки (как раз тогда диковинная заокеанская Квітка благодаря пиратам да туристам и пробивалась сквозь асфальт) в женском полку здешней эстрады установились совсем не ангельские нравы. Бесовской каток уже укладывал «асфальт» шоу-бизнеса. И под этой толщей смолы да гравия бесполезно было ожидать появления оригинальных «незапланированных» растений. Десятки перекрашенных оторв, будто бы выпускницы одного борделя, уже приноравливались к новейшим временам: кому и за сколько продаться? В их «репертуарах» отчетливо пробивалась энергия немотивированной агрессии. Они не умоляли о любви, а просто требовали оной от богатых мужчин (как нынче вымогают депозиты в банках). Они не покоряли слушателя полетом мелодичных переливов, а грудью прижимали к стенке: я — «звизда»!

Звезд тогда, как мы знаем, наплодилось неучтенное количество. Больше, чем на небе. Создатель даже растерялся, махнул на них рукой… Они продавались и раздевались, разевали продажные пасти и раздвигали ноги (у микрофона). А душа-то, наше дружное коллективное бессознательное, зачастую все равно оставалась равнодушной к проискам эфирных эриний, фанерных фантомов. Трещите, пойте, войте! А мы, избранным кругом, может, и дождемся своего — ангела?

И вот в этом месте (в связи с кассетами и первыми CD от героини очерка) и придется вспомнить добрым словом свидомых украинских пиратов у столичного почтамта, где они обычно и базируются.

Спасибо, друзья.

Спасибо за то, что из далекой стороны вы доставляли в тревожное безденежное время не только товары народного потребления, но и такие вот жемчужины в виде бабин или кассет — эту Квітку.

Уже после того, как ее нелегальные записи стали проникать в местные проигрыватели и в некоторые сердца, стали появляться разнообразные легенды о ней. Ведь многие ее слышали, но никто не видел, а голос уже зомбировал.

Говорили, будто ее предки — из старинного аристократического музыкального рода. Свидетельствовали, вроде бы в Америке она умирает от хвори или от голода. И поет на паперти украинские песни, потому что «не на что жить!».

И ведь правда: в некоторых ее песнях прорывалось что-то возвышенно-скорбное, орошенное слезою разлуки, мольбою о милости. Будто бы стоит эта гарна дивчина посреди Бруклина, любимым брошенная, судьбою обиженная, родиной забытая, и выводит неистово, раздольно, жалобно — «…уж мі так не буде, уж мі так не буде, як... як било перше».

И я даже представлял себе эту сиротку — ее скорбное личико, тонко подкрашенные глазки. Ее сосредоточенный самоуглубленный взгляд и слегка отрешенное равнодушие к миру. Поскольку и мир равнодушен к ней. В этом «мире» место не квіткам, а — будякам да другим сорнякам.

Конечно, со временем кое-что определилось четче. Все оказалось не столь драматично, не так метафорично — как в наших фантазиях. У девушки действительно оказалось романтическое украинское прошлое. Ее родители — из наших мест. Отец — Владимир Цисык — профессиональный скрипач. Мать — берегиня семейства. Сестра — пианистка. Эта семья украинских эмигрантов в Америке никогда не забывала о родной почве, на которой только в мечтах и растут исключительные цветы. И судьбу дочери (родилась будущая певица в 1953-м), названной причудливо как для техногенной Америки — Квіткой (было и второе имя — Кейси), ее родители видели исключительно в музыкальном обрамлении.

Квітка и поступила впоследствии в нью-йоркскую консерваторию. Мастерски огранила там свое колоратурное сопрано.

Но, конечно, разочарую некоторых несведущих поклонников американской мечты. Поскольку оперное будущее не задалось. А ее американским «настоящим» стал… рекламный конвейер. Соковыжимальный монстр, переборчивое чудовище, машина нынешнего времени, которая рабовладельчески использует голос этого ангела в своих производственных интересах.

…И вот она — этот ангел — поет чудным тембром сто миллионов раз какие-то рекламные трели-заставки для кока-колы, для остальной химической отравы.

И вот — это чудо небесное — популяризует своим божественным интонированием (иногда она вызывает такие же катарсические приливы, как и фильм Феллини «Ночи Кабирии») машины фирмы Ford Motors. И некий самоудовлетворенный банкир, крутя баранку, вряд ли догадывается, что парит над ним небесный посланник — наша Квітка.

…Было, безусловно, в ее карьере и причастие к «большому» американскому кино. Но это так — «мимо прошла» — да так и не расцвела для «Оскара».

Зато подарила ей судьба двух совершенно замечательных мужчин. Первый муж — композитор и аранжировщик Джек Кортнер, второй (и последний) муж — Эд Ракович, инженер звукозаписи. И оба, как я теперь догадываюсь, в разные времена жизни с Кейси отчетливо осознали: предназначение этого херувима не кока-кола, не пропаганда авто, а другое. Возвышенное, неземное. То, что иногда и остается лишь в творчестве.

Поэтому, очевидно, эти умные парни и сподобились помочь ей в сугубо «семейной затее» — записи украинских песен, которые она впитала с материнским молоком.

...Свои кровные 200 тыс. у.е. — никаких спонсоров (!) — эта красивая, современная и раскованная американка (судя по видео на вечере памяти) вкладывает в «украинский проект», в семейные альбомы — как бы «не для продажи». Украинский язык — не самый совершенный в ее разговорной речи (мягко говоря). Но тексты песен и ее произношение контролирует мама.

В итоге рождается нечто никем не ожидаемое. Как бы «открывая» для себя и украинский язык, и все его удивительные обертоны, Квітка «с чистого листа» рассказывает известные песенные сюжеты. А мы воспринимаем их — «как впервые».

«Как впервые» — это уже близко к искусству: тепло, горячо...

Ее тембральные регистры не цепляются и не впиваются в старые тексты, а обволакивают их неутолимой женской печалью, тревожной радостью, жизненной мудростью, вокальной полетностью.

Исполняет хрестоматийные «Два кольори» Билаша—Павлычко. Миллиард раз всеми слышанные. Но она поет их так, что действительно слушаешь «как впервые». И ангельский тембр — нежданно-нечаянно — исподволь вырывает из строфы одно слово… «Червоне — то любов, а чорне — то-о-о-о… журба». И в ее «то-о-о» — горе знания и тоска нежелания встретить эту «журбу». Она словно оттягивает эту встречу, хочет остаться на другом конце «цвета» — только в любви. Если в исполнении иных «народных» эти «кольори» чаще отливали государственной надеждой, то у нее, уже когда «війнула в очі сивина…», — исключительный мотив «невстречи». Он (сын), может, и вернется, да она (мать) уже не дождется. И разобьются эти два цвета о неизбежность судьбы.

Она поет «Чуєш, брате мій…» на стихи Богдана Лепкого — о гибели на чужбине. Поет как молитву. Поминальную молитву. Голос слегка дрожит… И в каждой интонации — прощание. И это, скажете, не предчувствие ангела, которому скоро предстоит «вернуться»? 29 марта 1998-го она сама и растаяла свечой на «родной чужбине» — от неизлечимой болезни. Это же метастазное горе подкосило весь их женский род.

Еще она фантастически записала за девять лет до смерти знаменитую песню «Я піду в далекі гори». И именно у американской украинки оказалась самая точная смысловая и эмоциональная аранжировка. Она вряд ли думала об этом. Но так получается… — когда «как впервые». Магнетический тембр парит над Карпатами, а там — вроде потерянный Иван из «Теней забытых предков»; он, несчастливый, все ищет и ищет свою Маричку да никак не может найти. А эта его любовь (к Маричке) когда-то и сделала из языческого существа — человека, да неумолимость жизненного рока эту любовь похищает. И он блуждает полонинами, и просит у ветра вернуть ему то, что отнято... Потому что иначе, без любви, человеку жить невозможно — бессмысленно: «А як вітер з полонини полетіти не захоче, все одно знайду дівчину — чорні брови, карі очі…»

Вслушайтесь — вспомните фильм. Кстати, кто же знал, что уже иной ангел совсем в другое время пролетит над теми же Карпатами и коснется крылом тогда еще малоизвестного режиссера, и в итоге родится «киномелодия» на все времена. И никто (и никогда) перепеть ее не сможет — уверен. Дух летит, где хочет и когда хочет.

Саму Квітку, кстати, некоторые здесь активно пытались «перепеть». Думали, народ у нас темный — и голос ее из-за океана так и не расслышит. Порою просто бессовестно использовали ее аранжировки, приноравливаясь к местному стилю. Надеялись выдать за «свое» — ее.

Только без всяких пиар-сопровождений ценитель и слушатель если и ищет, то находит не мнимых, а подлинную. Несмотря на то, что нет никаких «официальных» CD на прилавках. «То», что в ней, видимо, массовым тиражом и не продается. В ней что-то незапланированное,
не прогнозированное. Не сосчитанное на компьютере. Никакие Никитин с Лихутой не «просчитали» бы подобную Квітку, которая поет сердцем — без калькуляции.

Она по-прежнему поет, даже улетев к себе на небо десять лет назад. И по-прежнему существует здесь особенно — не «вопреки» этому шоу–асфальту, а просто отдельно, сама по себе. Кто расслышит — тот молодец. Ее эмоции, схваченные и «сохраненные» в конце прошлого века, претворяют тексты, мелодии — в искусство. И, как и раньше, в 90-е, в голосе цветка-ребенка — тоска по надеждам несбыточным, красивым, таким — как в «раю», где нас никто не ожидает. Цветет, поет, пробивает асфальт заскорузлых суетных душ… Не срывайте! Ведь ангелы здесь больше не поют.

Официальные «титры». В первом украинском концерте памяти певицы приняли участие хорошие артисты и порядочные люди — Мария Стефюк, Нина и Антонина Матвиенко, Олег Скрипка, Маричка Бурмака, скрипач Сергей Охримчук, прекрасная ведущая из Америки Светлана Махно; идеолог проекта Саша Гутмахер (США); поддержал вечер Международный благотворительный фонд Катерины Чумаченко «Украина-3000».

А теперь для тех, кто хочет послушать незабываемую Квитку, пожалуйста:

Ніч яка Господи